Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]
— У нее есть друг?
— И не один — целая компания. И друзья, и подруги. Собираются на вечеринки, или ходят на дискотеку, или ездят купаться. Масса занятий! Но если вы имеете в виду что-то серьезное и прочное — нет. Я бы, разумеется, знала об этом.
— В отпуск она поехала одна?
— Да, — кивнула фройляйн Майзельбах.
— А куда?
— Я дам вам адрес, — сказала она.
— Можно взглянуть на комнату вашей племянницы? — спросил я.
— Это необходимо?
— Да, — сказал я. — Правда, у меня нет ордера на обыск, но я получу его, если вы будете настаивать.
— Какой ужас! — вздохнула она. — Какие жуткие слова — криминальная полиция, убитый, ордер на обыск…
— Пожалуйста, не сыпьте мне соль на рану, — сказал я. — Бывают минуты, когда мне хочется пойти в билетные контролеры.
— Что же, пойдемте, — пригласила она. — Но вы не найдете ничего, что могло бы бросить тень на мою племянницу. Девочка никому не причиняла зла.
Пока мы шли по коридору до комнаты Франциски, она не прекращала причитать:
— Надо же! Ведь я же хотела уйти! Если бы я ушла из дома на пятнадцать минут раньше, вы бы не увидели жакет. Я собиралась отнести его в химчистку.
Я ничего не ответил.
Комната девушки оказалась на удивление хорошо обставленной. Светлая шведская мебель с однотонной обивкой, низкий круглый стол, книжные полки, на которых царил милый беспорядок. Картинки и безделушки — в изобилии, но ни одной безвкусной. На небольшом письменном столе — несколько книг.
— А где спит ваша племянница? — спросил я.
— Рядом!
Фройляйн Майзельбах провела меня в узкую комнату, где стояли кровать, шкаф и комод. Над кроватью висели репродукции: «Арлекин» Пикассо, «Тигр» Марка. В рамочке— изречение Тагора: «Я спал и мне приснилось: жизнь — это радость. Я проснулся и увидел: жизнь — это долг. Я принялся за работу и вижу: долг — это радость». Или что-то в этом роде.
Ну да, ведь ей всего двадцать лет. В этом возрасте подобная ерунда кажется такой глубокомысленной! У меня вдруг возникла странная ассоциация — я вспомнил Фауста в комнате Гретхен: «Это дитя превзойдет невинностью любого ангела!»
Мне с трудом удалось отогнать от себя эту мысль и не улыбнуться. Я почувствовал неимоверное желание закурить, но спрашивать разрешения не стал, повернулся и снова направился в комнату предполагаемой преступницы Всюду за мной по пятам следовала ее тетя, глядя на меня с молчаливым неодобрением и опаской. Я бегло просмотрел книги: это были учебники по английскому языку. Потом заглянул в ящик письменного стола.
— Как я ни сожалею, фройляйн Майзельбах, но кроме адреса вашей племянницы мне придется взять для экспертизы кое-какие мелочи.
— Даже не знаю, что и сказать.
В ее голосе трогательно смешались покорность судьбе, строптивость и страх перед грозным представителем закона.
Глядя на нее, я подумал: вот почему у нас в стране так и не победила ни одна революция. Я лично никогда бы не позволил так обращаться с собой, как позволяют мне эти люди, не способные сказать ни слова наперекор. Мы не раз обсуждали с коллегами, почему нам никогда не возражают и не протестуют. Некоторые высказывали мнение, что подобное поведение — признак нечистой совести. Я не согласен. По-моему, у нации это просто в крови. Если кого-то всемогущий Господь наделил должностью, то, стало быть, он вручил ему и власть. А власть наша нация воспринимает с совершенным смирением, как какое-то стихийное бедствие. Землетрясение. Ураган. Это надо принять как должное, ибо ничего тут, дескать, не поделаешь.
Одним словом, из ящика стола Франциски Янсен я реквизировал папку с письмами, а также толстую клеенчатую тетрадь, в которой она вела дневник. Последняя запись относилась к июню этого года. Реквизировал я жакет и зеркальце. Фройляйн Майзельбах не прикасалась к нему, стало быть, превосходные отпечатки пальцев на нем принадлежали Франциске. Фройляйн Майзельбах, тихо всхлипывая, протянула мне большой бумажный пакет, чтобы все это сложить, оторвала листок от календаря и дрожащей рукой написала на обороте: «Франциска Янсен, отель «Венеция», Йелса, остров Хвар, Югославия». Я подчеркнуто вежливо поблагодарил и сказал, что пока еще ничего не доказано, а, значит, не стоит беспокоиться понапрасну. Может, все еще и обойдется.
Она спросила:
— А вы дадите мне знать, когда выяснится, что Франциска не…
— Тотчас же! — заверил я. — У вас есть телефон?
— Да.
Она назвала номер.
Я поблагодарил и вышел.
В универмаге «Вайнгеймер», рядом с которым мне, как обычно, не удалось найти места для машины, я взял личное дело продавщицы Франциски Янсен, заглянул к Штракмайеру-старшему, который оказал мне столь холодный прием, будто я лично был повинен в случившемся, и поехал на службу. Там я прямиком направился к шефу и доложил ему, что уже сделано и что я намерен делать дальше.
— Значит, пока все идет нормально? — проскрипел он. — Что удивительно: при обилии женщин трудно ждать хорошего конца, правда? Кстати, свяжитесь с отделом по борьбе с мошенничеством и наведите справки по их картотеке насчет покойного донжуана. Недавно на совещании речь зашла о том, что брачных аферистов стало заметно больше, так, может быть… Словом, справьтесь, не повредит!
— Хорошо, — сказал я и принялся за свои дела.
Перво-наперво отправил в Интерпол телеграмму с просьбой выяснить, проживает ли в отеле «Венеция» в Пелсе Франциска Янсен, и приложил описание ее примет, а также добавил, чтобы местная полиция была максимально осторожной.
Зазвонил телефон. Тот самый репортер из редакции бульварного листка. Когда я его отшил? Надо же, прошло целых три часа. Как летит время!
— Господин комиссар Клипп? У меня есть информация по поводу убийства в универмаге. Это верно, что подозревается некая Франциска Янсен?
— Кто, черт возьми, сморозил вам такую чушь? — рявкнул я. И сделал ошибку. Надо было сказать: «Янсен? Какая Янсен? Никакой Янсен не знаю. Вы ничего не путаете?»
А раз рявкнул, значит, выдал себя: так оно и есть. Вот влип!
— Я не уполномочен называть вам источник информации, — с холодным торжеством произнес репортер. Его явно распирало от гордости.
— Не забывайте, уважаемый, — сказал я уже спокойно, — речь идет о серьезном преступлении. Тут не до шуток. Так кто вам сболтнул такую чушь?
— Сожалею, но ничего добавить не могу. Благодарю!
Он повесил трубку.
С каким наслаждением я проучил бы этого наглеца!
На всякий случай я позвонил фройляйн Майзельбах.
— Говорит Клипп, — сказал я. — Фройляйн Майзельбах, слушайте внимательно. Если к вам придет кто-нибудь из газет, не говорите ни слова. Понятно? Иначе вы можете сильно навредить своей племяннице.
— Спасибо, — всхлипнула тетушка. — Но тут уже побывал один, который…
Выходит, я опоздал. Что до сенсаций, у господ вроде этого на них чрезвычайно острый нюх — как у лисиц в сумерки.
Я позвонил в универмаг и попросил к телефону очаровательную фрау Цирот.
— Вы давали какую-нибудь информацию репортерам? — спросил я.
— Нет, — ответила она.
— Если узнаю, фрау Цирот, вам не поздоровится, — сказал я. — Кроме вас мог проболтаться только доктор Тютер, во что я не очень верю. Он вряд ли хочет, чтобы название его фирмы мелькало в газетах в связи с убийством.
— Я никому ничего не говорила, — пролепетала фрау Цирот.
Я повесил трубку. Наш эксперт, которому я отнес дневник Янсен и то письмо к Ладике, дал однозначное заключение: все это написано одним почерком.
Я поставил фотографию девушки на письменный стол у ящичка с картотекой. Фройляйн Янсен выглядела на ней просто замечательно. Я поглядел на нее, повертел в руках карандаш и подумал — интересно, что она сейчас делает? Город изнывал от августовского зноя — шел двенадцатый час дня. Мой неуютный кабинет весь провонял куревом и мастикой для натирания полов. Неужели фройляйн Янсен плещется сейчас в Средиземном море?
Если она уехала в субботу вечером, то уже должна добраться до места. Может, сейчас как раз распаковывает чемоданы в номере. Или вышла на балкон и смотрит на яхты, скользящие по голубой воде. А из ресторана пахнет жареным мясом, с перчиком, с чесночком…
А вдруг она вовсе не в Иелсе? Где же тогда? Снова телефонный звонок Не дают разыграться воображению. Хорошо было Шерлоку Холмсу: красное вино, трубка, ноги у камина. Впрочем, при такой жаре камин был бы, пожалуй, ни к чему.
— Клипп у телефона, — сказал я в трубку. Звонили из лаборатории. Пятна крови на жакете были той же группы, что и у Ладике. Последовал целый ворох научных терминов, без которых они почему-то не могут обойтись. Я слушал, не вникая, и продолжал разглядывать фотографию.
«Бедная ты, бедная», — подумал я и сказал в трубку:
— Благодарю вас.
